26 ноя 2019 
ОБЪЕКТИВная история :
Малоизученная сторона истории российских учебных заведений – система неуставных отношений в военных училищах второй четверти XIX столетия, основанная на жестком подчинении по старшинству и получившая обобщённые названия «цук», «закальство», «старокадетчина».
Помыкай и властвуй
Понятие цук, по одной версии, происходит от глагола цукáть — одергивать и понукать лошадь резкими рывками поводьев. По другой версии, от немецкого слова Zuck — сделать что-либо одним резким движением или Zucht — повиновение, дисциплина.
В крайних формах неуставные отношения выражались в откровенных измывательствах, оскорблениях и других формах унижения новичка старшими товарищами. Это была практика очень грубого вдалбливания знаний уставов и основ субординации. Старшие воспитанники Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров — где, как считалось, сложились основные формы и возникло название традиции — унизительно «дрессировали» младшекурсников с целью испытания стойкостью, воспитания духа военного товарищества, почитания гвардейских традиций.
В кадетских корпусах возникший еще раньше аналог цука назывался закальство или старокадетчина. Другие бытовавшие названия «закалов» — первороты, кадефоны, майоры, отчаянные. «Закалы» помыкали новичками откровенно издевательски и не ради обучения военному делу, а лишь для потехи, ради куража. Унижали не только первогодков, но часто не подчинялись начальству, хамили педагогам. Орали похабные песни, напивались бесчувствия, продувались в карты. Случалось, даже вымогали деньги, сочиняя письма родителям новичков от их имени.
Жизнь «сугубого вандала»
Глумливы уже сами названия лиц: старшекурсники — «благородные корнеты», «лихие». Тогда как новоприбывшие — «сугубые звери», «вандалы», «печенеги», «хвостачи», а противники унизительных правил — вообще «навоз школы». Штатских презрительно называли «рябчиками» и «штафирками».
Сплошь глумливы и училищные ритуалы. Любимым развлечением был «цирк» — круговой прогон «зверья» в ночных сорочках. Для пущего эффекта бегущих стегали плетками. Хватало и словесного глума: жестокие шутки, изнуряющие упражнения в абсурдном сочинительстве, нелепые вопросы, требовавшие строго определенных ответов в любое время суток.
- Молодой, ваше заглавие? (надо было назвать свою фамилию)
- Из каких болот? Мой? Мое? Моя? (назвать полк, свое имя и имя любимой женщины)
- Что такое жизнь сугубого вандала? — Вариант абсурдного ответа: Жизнь вандала есть громадный стеклянный шар, на тонком волоске висящий и разбивающийся при малейшем дуновении благородного корнета!
- Что такое прогресс? — Ответ: Прогресс есть константная эксибиция секулярных новаторов тенденции коминерации индивидуумов — социал.
Подобную бессмыслицу, хотя и не лишенную оригинального юмора, требовали заучивать наизусть и многократно повторять. Отказ приравнивался к бунту и передавался на рассмотрение «корнетского комитета». Однако за «зверями» всё же оставляли право пожаловаться в «корнетский комитет», если дело доходило до прямых издевательств над личностью.
Заболевшему «зверю» советовали обратиться к ветеринару, а здорового подвергали всяческим унизительным испытаниям. Заставляли влезать на тумбочку, нюхать воздух в открытую форточку и докладывать, чем пахнет. Желать «корнетам» спокойной ночи с подробнейшим долгим перечислением всех начальников.
Маршировка юнкеров. Литография с рис. Акима Шан-Гирея.
«Отправляли в путешествие», принуждая делать приседания и делиться путевыми впечатлениями «по дороге из Петербурга в Москву». В любой момент «корнет» мог изобличить и без того измученного «сугубца» в ошибке: «Вы не успели еще доехать до Бологого. Начинайте сначала!» Принуждали признаваться «корнету» в любви в стихах. Например: «Лишь вижу ваш корнетский взгляд, Вмиг зверской страстью загораюсь, Все позвонки во мне трещат, И я от радости вращаюсь…» Набожных первогодков «цукатели» избивали с издевательскими комментариями: «Ты должен радоваться и веселиться, ибо мзда твоя многа на небесах! Отчего ты не улыбаешься? Радуйся и улыбайся, если ты хороший христианин…»
У каждого «корнета-дядьки» имелся еще и персональный «зверь-племянник», который должен был «являться по первой трубочке» — то есть спозаранку, до официального подъема, с докладом об окружающей обстановке, а среди ночи — подыматься по первому требованию и держать экзамен на знание воинских уставов. В течение дня «корнет» измывался над своим «зверем», принуждая неотступно следовать за собой и вопить белугой, развлекать песнями и анекдотами, писать сочинения на нелепые темы (вроде «Влияние луны на бараний хвост»), демонстрировать осведомленность по разным вопросам.
Вопросы были намеренно абсурдными: Молодой, пулей назовите полчок, в который я выйду корнетом! Молодой, пулей назовите имя моей любимой женщины! Молодой, пулей расскажите мне про бессмертие души рябчика! И хотя издевки над личным самолюбием формально считались недопустимыми, это негласное правило сплошь нарушалось, в крайних случаях доходя до физических истязаний и прямого насилия.
Явно издевательским было также отношение к «сугубым» наукам, то есть невоенным дисциплинам — механике и химии. Изучать их считалось позорным и надлежало манкировать, или на училищном жаргоне «мотать»: прикасаться к «сугубым» учебникам только в белых замшевых перчатках, а по окончании курса вообще сжигать в камине. На жаргоне это именовалось «похоронами капонира» и символизировало сожжение тела инспектора классов.
Примерно так же обстояли дела в кадетских корпусах и военных гимназиях последней трети XIX века — это беспристрастно и беспощадно отразили Александр Куприн в автобиографической повести «Кадеты», Александр Марков в очерке «Кадеты и юнкера».
Истоки «славной традиции»
Субкультурные практики вроде цука и закальства восходят к пеннализму (нем. Pennalismus) — неофициальным отношениям между студентами-новичками (пенналами) и старшекурсниками в немецких (особенно лютеранских) университетах. Достигший крайних и подчас вопиющих проявлений в XVII веке и просуществовавший минимум до XVIII столетия, пеннализм, в свою очередь, происходит от обычая депозиции (лат. depositio) — церемонии «посвящения в студенты» и вступления в «корпорацию студентов», наподобие рыцарскому, монашескому, ремесленническому посвящениям в Средневековье.
Нередко такие церемонии обставлялись как ритуальные истязания и превращались в соревнования по глумотворчеству, увеселяя присутствующих. Пеннализм в немецких университетах предполагал дурное обращение и всяческое унижение старшими студентами младших: отъем одежды, еды, денег, табака; побои, словесные нападки. По прошествии года пеннал получал «отпущение» и признавался «честным буршем».
Аналоги цука в учебных заведениях европейских стран: бизютаж (фр. bizutage) в Сен-Сире, фаггинг (fagging) в Итоне. Обобщенное англоязычное название — хейзинг (haze — зло подшучивать над новичком).
Цук был официально запрещен во время Первой мировой войны. Затем традиции цука возродились в эмигрантских военных училищах. В советской армии подобные практики именовались дедовщиной.
Интересно, что цук был исключительно офицерской практикой, среди солдат вплоть до середины прошлого века ничего подобного не наблюдалось. Приведенные факты и примеры способны удивить иного неискушенного современника, ведь в культуре укоренился стереотипный образ дворянина как «невольника чести», эталона благородства, поборника высоких моральных принципов.
ОБЪЕКТИВная история : Дедовщина по-дворянски
Малоизученная сторона истории российских учебных заведений – система неуставных отношений в военных училищах второй четверти XIX столетия, основанная на жестком подчинении по старшинству и получившая обобщённые названия «цук», «закальство», «старокадетчина».
Помыкай и властвуй
Понятие цук, по одной версии, происходит от глагола цукáть — одергивать и понукать лошадь резкими рывками поводьев. По другой версии, от немецкого слова Zuck — сделать что-либо одним резким движением или Zucht — повиновение, дисциплина.
В крайних формах неуставные отношения выражались в откровенных измывательствах, оскорблениях и других формах унижения новичка старшими товарищами. Это была практика очень грубого вдалбливания знаний уставов и основ субординации. Старшие воспитанники Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров — где, как считалось, сложились основные формы и возникло название традиции — унизительно «дрессировали» младшекурсников с целью испытания стойкостью, воспитания духа военного товарищества, почитания гвардейских традиций.
В кадетских корпусах возникший еще раньше аналог цука назывался закальство или старокадетчина. Другие бытовавшие названия «закалов» — первороты, кадефоны, майоры, отчаянные. «Закалы» помыкали новичками откровенно издевательски и не ради обучения военному делу, а лишь для потехи, ради куража. Унижали не только первогодков, но часто не подчинялись начальству, хамили педагогам. Орали похабные песни, напивались бесчувствия, продувались в карты. Случалось, даже вымогали деньги, сочиняя письма родителям новичков от их имени.
Жизнь «сугубого вандала»
Глумливы уже сами названия лиц: старшекурсники — «благородные корнеты», «лихие». Тогда как новоприбывшие — «сугубые звери», «вандалы», «печенеги», «хвостачи», а противники унизительных правил — вообще «навоз школы». Штатских презрительно называли «рябчиками» и «штафирками».
Сплошь глумливы и училищные ритуалы. Любимым развлечением был «цирк» — круговой прогон «зверья» в ночных сорочках. Для пущего эффекта бегущих стегали плетками. Хватало и словесного глума: жестокие шутки, изнуряющие упражнения в абсурдном сочинительстве, нелепые вопросы, требовавшие строго определенных ответов в любое время суток.
- Молодой, ваше заглавие? (надо было назвать свою фамилию)
- Из каких болот? Мой? Мое? Моя? (назвать полк, свое имя и имя любимой женщины)
- Что такое жизнь сугубого вандала? — Вариант абсурдного ответа: Жизнь вандала есть громадный стеклянный шар, на тонком волоске висящий и разбивающийся при малейшем дуновении благородного корнета!
- Что такое прогресс? — Ответ: Прогресс есть константная эксибиция секулярных новаторов тенденции коминерации индивидуумов — социал.
Подобную бессмыслицу, хотя и не лишенную оригинального юмора, требовали заучивать наизусть и многократно повторять. Отказ приравнивался к бунту и передавался на рассмотрение «корнетского комитета». Однако за «зверями» всё же оставляли право пожаловаться в «корнетский комитет», если дело доходило до прямых издевательств над личностью.
Заболевшему «зверю» советовали обратиться к ветеринару, а здорового подвергали всяческим унизительным испытаниям. Заставляли влезать на тумбочку, нюхать воздух в открытую форточку и докладывать, чем пахнет. Желать «корнетам» спокойной ночи с подробнейшим долгим перечислением всех начальников.
Маршировка юнкеров. Литография с рис. Акима Шан-Гирея.
«Отправляли в путешествие», принуждая делать приседания и делиться путевыми впечатлениями «по дороге из Петербурга в Москву». В любой момент «корнет» мог изобличить и без того измученного «сугубца» в ошибке: «Вы не успели еще доехать до Бологого. Начинайте сначала!» Принуждали признаваться «корнету» в любви в стихах. Например: «Лишь вижу ваш корнетский взгляд, Вмиг зверской страстью загораюсь, Все позвонки во мне трещат, И я от радости вращаюсь…» Набожных первогодков «цукатели» избивали с издевательскими комментариями: «Ты должен радоваться и веселиться, ибо мзда твоя многа на небесах! Отчего ты не улыбаешься? Радуйся и улыбайся, если ты хороший христианин…»
У каждого «корнета-дядьки» имелся еще и персональный «зверь-племянник», который должен был «являться по первой трубочке» — то есть спозаранку, до официального подъема, с докладом об окружающей обстановке, а среди ночи — подыматься по первому требованию и держать экзамен на знание воинских уставов. В течение дня «корнет» измывался над своим «зверем», принуждая неотступно следовать за собой и вопить белугой, развлекать песнями и анекдотами, писать сочинения на нелепые темы (вроде «Влияние луны на бараний хвост»), демонстрировать осведомленность по разным вопросам.
Вопросы были намеренно абсурдными: Молодой, пулей назовите полчок, в который я выйду корнетом! Молодой, пулей назовите имя моей любимой женщины! Молодой, пулей расскажите мне про бессмертие души рябчика! И хотя издевки над личным самолюбием формально считались недопустимыми, это негласное правило сплошь нарушалось, в крайних случаях доходя до физических истязаний и прямого насилия.
Явно издевательским было также отношение к «сугубым» наукам, то есть невоенным дисциплинам — механике и химии. Изучать их считалось позорным и надлежало манкировать, или на училищном жаргоне «мотать»: прикасаться к «сугубым» учебникам только в белых замшевых перчатках, а по окончании курса вообще сжигать в камине. На жаргоне это именовалось «похоронами капонира» и символизировало сожжение тела инспектора классов.
Примерно так же обстояли дела в кадетских корпусах и военных гимназиях последней трети XIX века — это беспристрастно и беспощадно отразили Александр Куприн в автобиографической повести «Кадеты», Александр Марков в очерке «Кадеты и юнкера».
Истоки «славной традиции»
Субкультурные практики вроде цука и закальства восходят к пеннализму (нем. Pennalismus) — неофициальным отношениям между студентами-новичками (пенналами) и старшекурсниками в немецких (особенно лютеранских) университетах. Достигший крайних и подчас вопиющих проявлений в XVII веке и просуществовавший минимум до XVIII столетия, пеннализм, в свою очередь, происходит от обычая депозиции (лат. depositio) — церемонии «посвящения в студенты» и вступления в «корпорацию студентов», наподобие рыцарскому, монашескому, ремесленническому посвящениям в Средневековье.
Нередко такие церемонии обставлялись как ритуальные истязания и превращались в соревнования по глумотворчеству, увеселяя присутствующих. Пеннализм в немецких университетах предполагал дурное обращение и всяческое унижение старшими студентами младших: отъем одежды, еды, денег, табака; побои, словесные нападки. По прошествии года пеннал получал «отпущение» и признавался «честным буршем».
Аналоги цука в учебных заведениях европейских стран: бизютаж (фр. bizutage) в Сен-Сире, фаггинг (fagging) в Итоне. Обобщенное англоязычное название — хейзинг (haze — зло подшучивать над новичком).
Цук был официально запрещен во время Первой мировой войны. Затем традиции цука возродились в эмигрантских военных училищах. В советской армии подобные практики именовались дедовщиной.
Интересно, что цук был исключительно офицерской практикой, среди солдат вплоть до середины прошлого века ничего подобного не наблюдалось. Приведенные факты и примеры способны удивить иного неискушенного современника, ведь в культуре укоренился стереотипный образ дворянина как «невольника чести», эталона благородства, поборника высоких моральных принципов.
Сообщество: ОБЪЕКТИВная история
Канал: Неизвестная история
 |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Флибустьеры
Грабь корабли! Побеждай монстров! Создавай уникаль...
